«Как много новых лиц», - думал Майлс, сидя у дальней стены ангара и разглядывая товарищей по несчастью. Сначала очень болела голова, и Торонтон вообще плохо соображал, кто эти люди и что здесь происходит. Когда к тебе обращаются с просьбой «пройти» почти у дверей в секретную лабораторию, значить это может только одно – их накрыли. Поэтому ученый защищался – насколько хватило возможностей, точнее, пока в спину ему не воткнулся дротик со снотворным. «По крайней мере один из них еще долго будет ночью просыпаться с криками», - с мрачным удовлетворением подумал Торонтон, когда к нему вернулась способность соображать. Следующим наблюдением исследователя было то, что в темном помещении, которое, судя по покатой крыше, являлось ангаром, находятся не только сотрудники Око, но и ящеры, а так же масса неизвестных мутантов. Почему именно мутантов – а потому, что способности Майлса перестали действовать, а зачем было бы сажать ни в чем неповинных людей, блокировщика способностей и  мутантов из двух враждующих группировок в один огромный заброшенный ангар? Ответ напрашивался сам собой: для того, чтобы его подпалить. Или, когда наберется достаточно мутантов, пустить ядовитый газ. Похоже, правительство чуть больше обеспокоено проблемой мутантов, чем все они думают. Но чего Торонтону не хотелось вовсе, так это умирать. И дело даже не в банальном страхе смерти – все его труды и разработки, все, все пойдет прахом!
Снедаемый такими невеселыми размышлениями, Майлс пропустил момент, когда мир перевернулся – а в следующую минуту на него уже таращилась желтыми глазищами белая сова. Торонтон сморгнул и завертел головой – вокруг раздавались крики, шум, рев животных… это что же, зоопарк? «Так вот, как выглядит ад», - не без иронии подумал Майлс, позволяя служителю вывести себя из вольера.
«Нет, должно же быть какое-то разумное объяснение», - ученый шагал по улице, против обыкновения сунув руки в карманы брюк – без точного направления, просто ему нужно было пройтись, чтобы привести мысли в порядок, а заодно убраться подальше от зоопарка до того, как их способности начнут действовать. «Телепортация? Звучит, как бред, но другого объяснения я не вижу. Но почему зоопарк? Неудавшийся эксперимент правительства, решившего не просто уничтожить мутантов, а, так сказать, с фантазией?»
Задумавшись, Майлс не видел, как ему наперерез направились двое мужчин, и заметил их, только когда с ним заговорили. Остановившись, Торонтон в буквальном смысле уставился на Шона О’Конелла – с каких это пор он предпочитает деловой стиль одежды и, более того, разгуливает в компании ящера? Исследователь наизусть помнил картотеку восьмого отдела, и этот мутант ясно значился там, как «отказавшийся сотрудничать». И тут только до Майла дошел смысл сказанного. «Дорогой Майлс»? «Алекс-братец?» Он? Им? Должен? То ли мир сошел с ума, толи он повредился рассудком.
- И сколько я вам задолжал, не напомните? А главное, за что? – поинтересовался Торонтон отчасти из любопытства, отчасти для того, чтобы потянуть время. Лица у «братцев» были слишком приветливыми для того, чтобы допустить, что дело обойдется обычной просьбой. Что бы это ни значило, что-то подсказывало Майлсу, что он крупно влип.

Шон уже не раз так ловил людей на улице. Иногда случайно, иногда их выслеживали, иногда они приходили сами с повинной. Последнее случалось крайне редко - многие хотят жить. Ну или хотя бы жить без переломанных конечностей - Алекса иногда заносило. И Шона тоже. А вот когда они вместе...
Не суть.
В общем, младший Белл повидал огромное множество выражений лиц, гримас, слышал самые разнообразные вопли и мольбы о помощи и, естественно, об отсрочке - куда без этого. Обычно Торонтон начинал с "Как вы смеете? Это же я!", правда, спустя пару недель первого не-платежа он это дело бросил, быстро определив, как это братьям действовало на нервы. Потом было "Нет-нет, я все отдам завтра, у меня показ", но и эта отговорка недолго помогала. Если вообще помогала. Все, что было так или иначе связано с работой клиентов Шона раздражало безмерно: он поражался из неизобретательности. Работа была самым легким способом отклониться от платежа, но и самым безрассудным - кто знает, может, Беллы знают, что показа нет?
А еще Шону не нравилось, как на него смотрел Торонтон. Как будто не верил своим глазам. И не просто не верил своим глазам, что вот так вот случайно получилось, что он им должен, от них скрывается, а они раз и случайно набрели на него около зоопарка, нет. Это было больше похоже на "Какого черта ты здесь делаешь?" - раз, "Какого черта ты так выглядишь?" - два. А учитывая специфику работы и отношений братьев Беллов с Торонтоном, а главное - длительность этой работы и все тех же отношений, можно было смело удивляться. Короче, как будто Майлс уже не первый раз видел этих двоих, но не верил своим глазам, как будто раньше видел их какими-то другими.
Короче, все вокруг удивлялись. Ну, кроме Беллов.
Как всегда словно почувствовав настроение другого брата, старший Белл отвел (или навел?) звездного мальчика в переулок, где им бы никто не помешал. Пришло время отвечать на вопросы и напоминать о происходящем.
- Дорогой мой Майлс, - Шон встал перед парнем, засунув руки в карманы брюк, предоставив брату полную свободу действий по рукоприкладству - пока он не был на это настроен. Пока, - стоит тебе еще хоть раз спросить, сколько ты нам должен, и я начну записывать эти немалые цифры на твоей руке. И не ручкой, - Белл-младший коротко улыбнулся, а потом стал серьезным. Очень серьезным. Он не любил, когда у него что-то отнимали или не возвращали долги. - Одиннадцать тысяч, Майлс. Мы тебе продали из специальной колумбийской партии, пошли тебе навстречу, и так ты нам решил отплатить? - он выжидательно посмотрел на клиента. Пока тот реагировал как-то неопределенно, Шон решил последовать совету брата: подошел к Торонтону вплотную и совсем легонько, почти не травмируя и без того не очень сильные мышцы, ударил по почкам.
- Я надеюсь, ты начинаешь припоминать, Майлси?

Какой бы инфузорией не казался Майлс, год работы в лаборатории кое-чему его научил. Во-первых, не паниковать; во-вторых, соображать быстро и по существу; а в-третьих, не зацикливаться на сделанных выводах – они всегда могут оказаться неверными. Как, например, предположение, что одно его слово остановит двоих мужчин с бандитскими рожами и явным намерением почесать кулаки. Задохнувшись, Торонтон обхватил ребра, которые вдруг отказались расширяться, чтоб пропустить хоть толику воздуха в легкие, а между тем стальные пальцы Белла продолжали сжимать его плечо, не давая исследователю осесть на землю.
Впрочем, на этом воспитательное мероприятие в отношении мнимого должника отнюдь не закончилось: поневоле Майлсу пришлось выпрямиться, так как его рука теперь была вывернута ну под совсем уж неестественным углом. И для того, чтобы сломать ее, у ящера (или бывшего ящера?) достанет и силы, и желания. Но, как ни странно, из этих двоих Алекс беспокоил исследователя меньше всего. Но Шон… У этого с Майлсом были свои счеты еще во времена процветания Око, причем на самой заре карьеры ученого.
И почему-то Торонтон был абсолютно уверен в том, что если О'Конелл возьмется за него, то сделает это не со снисходительной ленцой, которая прослеживалась в ударах Белла. Так что Майлс невольно отшатнулся, когда охотник шутя потрепал его по голове – и тут же пожалел об этом, так как давление на руку возросло. Однако, как ни странно, они с Шоном думали об одном и том же – по крайней мере до тех пор, пока О’Конелл не закончил фразу. 
Если в первый раз мозг Торонтона лишь мельком зафиксировал «звездного мальчика», то повторное употребление того же определения из уст Шона в сочетании с суммой долга могло говорить только об одном: здесь статус Майлса, старшего исследователя, претерпел изменения к лучшему. Знать бы еще, что конкретно имеет в виду охотник… Но не спросишь ведь: лучше не вызывать у этих двоих подозрение в том, что он не ориентируется в ситуации: они ведь могут подумать, что исследователь выкручивается и окончательно выйдут из себя. Но раз уж О’Конелл постоянно напоминает о том, что Майлс – фигура известная, почему бы не воспользоваться этим?
- Ничего не имею против, но у меня при себе нет документов, - откликнулся Торонтон и, понимая, что все равно ничего не теряет – бить его будут в любом случае, а надеяться приходилось только на затаившуюся способность – добавил:  – К тому же, я не могу явиться в банк в таком виде! – исследователь искоса глянул на Алекса, продолжающего выкручивать ему руку. – Вы, ребята, помяли мне рубашку.
Аккуратность Майлса была в Восьмом отделе притчей во языцех. А если верить этим двоим на слово, и он теперь знаменитость, то появление Торонтона в общественном месте в таком виде могло бы вызвать толки, бросающие тень в первую очередь на Шона и Алекса. А им это нужно? Вряд ли. Оставалось надеяться, что хотя бы один из них сам дойдет до этой простой истины раньше, чем размажет Майлса по асфальту.